Научные исследования в российской Арктике

Онлайн-конференция директора Института нефтегазовой геологии и геофизики им. А.А. Трофимука Сибирского отделения РАН Игоря ЕЛЬЦОВА на тему: "Научные исследования в российской Арктике".

Какие исследования ведутся в регионе? Каковы прогнозы по объему углеводородов на шельфе? Как ведется подготовка специалистов, разработка и внедрение отечественного оборудования для геологоразведочных работ и добычи углеводородов? Каковы основные угрозы в сфере экологии и борьбы с органическими загрязнениями?

ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ

Александр

Игорь Николаевич, как сегодня идет процесс импортозамещения в геологоразведочной и нефтегазодобывающей отраслях?

Нужно сказать, процесс этот очень сложный. Во многих сферах мы утратили позиции, в которых были лидерами. Например, в советское время практически все арктические технологии геологоразведки, а позже и бурения, были отечественными. И такие установки, как "Ястреб", сегодняшняя "Приразломная" – это примеры успеха наших российских технологий.

Что касается геофизической аппаратуры, то школа геофизического приборостроения в стране была очень сильной, существовало несколько крупных центров. Например, в Твери и в Уфе. Довольно успешно в России развивались системы каротажа на кабеле, каротажа в процессе бурения и довольно редкие приборы для ядерно-магнитного каротажа.

В Новосибирске есть пример уникального научно-производственного предприятия геофизической аппаратуры "Луч". В основе его продукции лежат разработки, сделанные в нашем институте в предыдущие годы, сегодня эти работы продолжаются в ИНГГ СО РАН. Например, комплекс для скважинных исследований ВИКИЗ, который был придуман в нашем Институте в 1970-е годы. В 80-е он прошел первые испытания, а в 90-е и нулевые годы стал инструментом, составившим конкуренцию самым современным передовым системам скважинных исследований, которые производят мировые компании-лидеры – Schlumberger, Baker Hughes и Halliburton.

Сегодня предприятие "Луч" успешно работает, и это пример реального импортозамещения и даже импортоопережения. Высокочастотный индукционный каротаж, реализованный в системах этого производителя – уникальная разработка, аналогов которой нет у западных компаний и западных ученых. А все потому, что это очень сложные решения – в частотном диапазоне от 1 до 14 мегагерц сделать фазовые измерения в 80-е годы качественно не смог никто, кроме советских специалистов. Позже компании, которые пытались повторить эту разработку, потерпели фиаско.

Предприятие "Луч" эти системы успешно производит. Уже выпущено порядка 1000 таких приборов в различных комбинациях. Они комплектуются системами измерения на постоянном токе, системами нейтронного каротажа и применяются как для исследования скважинного пространства для определения нефтенасыщения, так и для задач геонавигации.

В общем, определенные успехи в импортозамещении и импортоопережении есть, но мне кажется, системной эта работа в России пока не стала. Есть некоторый ренессанс в работах, которые проводятся в Уфе и в Твери, но мне кажется, что в такой системообразующей сфере должна быть мощная государственная поддержка. Сегодня этого пока нет.

Как ведется разработка и внедрение отечественного оборудования для шельфового бурения?

Есть установки "Ястреб" и "Приразломная". Системы для шельфового бурения разрабатываются, но значительных успехов пока нет. В этом направлении у нас еще значительная импортозависимость.

Насколько эффективно используется потенциал внутрироссийской и международной кооперации для производства высокотехнологичного оборудования и научных изысканий в геологоразведочной и нефтегазодобывающей отраслях? Каковы перспективы углубления сотрудничества в данном направлении?

Препятствие для международной кооперации – это, конечно, санкции. В Академгородке 15 лет назад был создан новосибирский технологический центр компании Schlumberger, а вслед за ним технологический центр в Новосибирске открыла и компания Baker Hughes. Это две крупных сервисных компании в области геофизики, лидеры отрасли. Они пришли сюда для совместных работ с Сибирским отделением Российской академии наук. На основе заключенных соглашений СО РАН вело работы и с тем, и с другим центром. В этих соглашениях были учтены интересы и той, и другой стороны, и нашего Сибирского отделения. Однако санкции фактически остановили это взаимодействие.

Сегодня работы, которые мы ведем с западными компаниями, ограничиваются фундаментальными исследованиями. Мы публикуем результаты наших разработок в научных статьях. Но те прорывные результаты, за которыми тщательно следят наши западные коллеги или, можно сказать, конкуренты, тут же идут в работу для проработки технологических решений.

На мой взгляд, нужно создавать прибавленную стоимость, выполняя здесь полный цикл: от научной идеи – до технологии и до внедрения. Отечественных аналогов технологическим центрам, которые создали в свое время компании Schlumberger и Baker Hughes, на сегодня нет. Сейчас с идеями развития площадок для аккумулирования передовых научных идей сюда приходит "Газпром". И в новосибирском Академгородке, на площадке Технопарка предполагается открытие филиала корпоративного института "Газпром" ВНИИГАЗ, который в какой-то степени станет аналогом таких научно-технологических центров.

Другим примером аккумулирования научных разработок СО РАН и вузовской науки является научно-образовательный центр, который компания "Газпромнефть" создала на базе Новосибирского государственного университета. Будем надеяться, что этот проект станет удачным примером кооперации российской науки, образования и бизнеса. На мой взгляд, только таким путем научные разработки могут пойти в индустрию. В Новосибирском научном центре, в Академгородке должны создаваться технологические представительства крупных компаний.

Можно ли сегодня назвать геологоразведочную и нефтегазодобывающую отрасли высокотехнологичными?

Безусловно. Геологоразведка, бурение, работа в скважинах, транспортировка и переработка углеводородов – это очень наукоемкие отрасли. Они требуют новых знаний, материалов и технологических решений. И в этом смысле можно проводить аналогию с космическим или с атомным проектом. Это те стратегические направления развития страны, которые обеспечивает работой машиностроительную отрасль, нефтегазохимические предприятия и так далее.

В каких кадрах сегодня нуждается отрасль? С какими учебными заведениями сотрудничает институт? Какие направления подготовки специалистов Вы считаете наиболее необходимыми для отрасли?

Как геофизику мне гораздо ближе тема подготовки геофизиков. В Новосибирске есть два вуза, которые выпускают таких специалистов. В НГУ с 1962 года работает геолого-геофизический факультет – там есть и кафедра геофизики, которой руководит академик Михаил Иванович Эпов. В Новосибирском государственном техническом университете на физико-техническом факультете есть кафедра геофизических систем, которой руковожу я.

Потребности сегодня в геофизиках такие, что НГУ получил возможность увеличить набор на эту специальность вдвое: с 2019 года там будет 50 бюджетных мест вместо 25. И это происходит потому, что потребность отрасли очень большая – выпускников расхватывают как институты геологического профиля, так и добывающие компании.

Сегодня есть такая тенденция, что исследовательские подразделения геолого-геофизического плана создают не только сервисные, но и нефтяные компании. Возникла конкуренция за специалистов, и, конечно, на этом рынке научные институты бывают неконкурентоспособными. Иногда от нас уходят за большими зарплатами очень перспективные молодые люди. У нас есть реальный кадровый голод, и это одна из причин, почему 10 лет назад и в НГТУ была открыта геофизическая специальность.

Таких специалистов мы готовим по так называемой "физтеховской" схеме. Со второго-третьего курса студенты прикрепляются к лабораториям и учатся работать, решая конкретные задачи грантовых программ или хоздоговоров. Это позволяет хорошо подготовить их к работе в отрасли. Я должен сказать, что на моей памяти нет ни одного выпускника этих направлений в НГУ или НГТУ, для которого бы не нашлось работы.

Учитывая потенциал университетов и нашего института, который руководит базовыми кафедрами, самое время расширять набор в эту сферу. Сегодня ренессанс технических специальностей, в том числе и геофизической.

Какой экономический эффект приносит использование Северного морского пути? Каковы, на Ваш взгляд, перспективы увеличения интенсивности навигации по данному маршруту?

В классическом понимании возрождение Северного морского пути оправдано глобальным потеплением и отступлением льдов, которые начались в ХХ веке и происходят сейчас. Технологическое совершенствование ледоколов и новые логистические схемы делают подготовку инфраструктуры Северного морского пути очень целесообразной.

Однако надо понимать, что сегодня ледокольный флот вышел на тот уровень, когда он может обеспечить маршруты на значительном удалении от берега. И здесь встает вопрос о том, что ожидания наших северных городов на возрождение – например, порта или аэродрома Тикси, могут быть обмануты. Сегодня ледоколы могут не заходить в промежуточные порты, не нуждаются в обслуживании, в дозаправке. Учитывая все это, Северный морской путь может не дать ожидаемого импульса к развитию арктических территорий.

Как пройдут маршруты Северного морского пути, сегодня не знает никто. В этой отрасли очень стремительный прогресс.

Можно ли сегодня говорить об установившейся тенденции по изменению климата в Арктике?

Да, эта тенденция установилась. Сегодня она подтверждена многочисленными инструментальными измерениями. В структуре ИНГГ СО РАН есть научно-исследовательская станция на острове Самойловский, в дельте реки Лены. Она расположена в высоких широтах – на 73-й широте. Сегодня там отмечается стабильное поведение вечной мерзлоты, но мы, тем не менее, наблюдаем тенденцию к потеплению.

Температурные датчики установлены в скважинах, которые пробурены на глубину в несколько десятков метров. Приборы показывают изменения не только в верхней части разреза, что можно было бы связать с сезонными переменами, с какими-то среднесрочными тенденциями к потеплению, но и повышение температуры на единицы градусов на глубине порядка 30 метров за последние 10 лет. Это очень тревожная тенденция, которая говорит о глобальных изменениях в вечной мерзлоте.

Кроме инженерных проблем, деградация вечной мерзлоты таит в себе опасность эманации органики, парниковых газов, метана, которые пока надежно захоронены в почве. По мере отступления мерзлоты эти газы выделяются в атмосферу, что приводит к парниковому эффекту и к глобальным изменениям климата. И последствия этих процессов очень трудно просчитать.

Поменяется геометрия береговых линий, возникнут некоторые потери суши из-за подъема мирового океана и так далее. Придется развивать новые технологии строительства. При возведении зданий на вечной мерзлоте или при ее отсутствии нужны одни технологии, а в промежуточной зоне, когда за время существования сооружений идет деградация мерзлоты, – совершенно другие.

Но, с другой стороны, я не сторонник того, что нужно паниковать по поводу потепления климата. В далеком геологическом прошлом Земля успешно пережила периоды гораздо больших амплитуд климатических качелей. Были и периоды вулканической зимы, и периоды очень сильных потеплений – по сравнению с сегодняшними масштабами изменений климата, которые мы наблюдаем чуть больше 100 лет, это куда более глобальные процессы.

Хотя, справедливости ради нужно сказать, что периоды глобального похолодания сопровождались вымиранием части биоты. Иногда эти цифры оценивают в 70% гибели живых организмов.

На том же острове Самойловском в прошлом полевом сезоне были сделаны палеонтологические находки, которые говорят о том, что примерно 20 миллионов лет назад на территории полярной станции и прилегающих островов росли тропические растения. Обнаруженные отпечатки плодов магнолии и листьев платана показывают нам, что там была территория с субтропическим климатом. Подобные артефакты раньше находили территории Европы, но отпечатки листа платана на 72-й широте – это уникальная находка. И она заставляет нас думать, что эта территория когда-то была реально в условиях глобального потепления климата, и масштабы этого потепления несопоставимы с сегодняшними.

На мой взгляд, сейчас нужно больше внимания уделять изучению палеоклимата. Мы поймем, как наша планета вела себя в геологическом прошлом и как биота реагировала на эти изменения. Может быть, схемы приспособляемости растений и животных и понимание путей их миграции помогут нам приспособиться к изменениям климата. Бороться с данным явлением – не в силах человеческих. Но правильно учесть эти тенденции, просчитать долгосрочные сценарии и учесть их в стратегических программах крупного промышленного строительства вполне реально.

Расскажите, пожалуйста, о концепции "Академгородка 2.0". Какой вклад в развитие прикладной науки принесет реализация данного проекта?

Надо сказать, что Академгородок – уникальное явление, которое можно назвать мегапроектом конца 50-х – начала 60-х годов. Перед нашей страной стояли очень серьезные вызовы. Нужно было построить базу академической науки, неуязвимую для потенциального противника. Об этом мало говорят, но сегодняшняя территория Академгородка – это место, куда не долетали ракеты ни с востока, ни с запада. И в каком-то смысле это была самая безопасная точка на карте Советского Союза, где по замыслу тогдашнего руководства страны был создан резервный научный центр. Здесь были собраны все науки, представленные в АН СССР.

Дело еще и в том, что очень высокая концентрация НИИ в центральной части России, Москве и Ленинграде являлась сдерживающим фактором развития науки в целом. А через проект Академгородка в период оттепели был выпущен на свободу мощный научный потенциал, удовлетворено желание талантливой интеллигенции себя реализовать.

В этом проекте были учтены военно-политические и психологические особенности времени, а также блестяще угаданы те потребности, которые диктовались эпохой перемен в творческом развитии. Академгородок в считанные годы стал признанным мировым центром передовой науки. Во всех направлениях, которые здесь были посеяны, взошли очень благодатные семена. До сих пор мы пользуемся разгоном этой машины, этой научной мысли, и Академгородок дает все новые и новые результаты.

Но постепенно эта инерция исчезает. Хочется сохранить Академгородок как центр с большой концентрацией науки и исследований, а также не потерять его особую среду, которую отмечают все гости и которой очень дорожат жители.

Академгородку необходимо новое дыхание, перезагрузка – это и есть основная идея проекта "Академгородок 2.0". Он нуждается в обновлении инфраструктуры, идеологической подоплеки. Жителям Академгородка нужна новая объединяющая идея, вдохновение, простор для развития творческих инициатив. Если ничего не делать, Академгородок превратится в обыкновенный район Новосибирска, потеряет свою привлекательность, и активные, инициативные, талантливые люди не будут связывать с ним свою карьеру и жизнь.

Справедливости ради надо сказать, что создатели Академгородка угадали тенденции в организации науки второй половины ХХ века. По образу и подобию Академгородка развивались научные центры в США, Японии и других странах. Сегодня мир изменился, мы живем в других условиях. Интернет и зарубежные связи позволяют нам максимально интегрироваться в международное сообщество, где творится наука.

И вот Академгородок 2.0 – это попытка уловить сегодняшние тенденции и спрогнозировать активное развитие науки в Новосибирском научном центре на ближайшие десятилетия. Нужно продумать такую программу, в рамках которой можно будет развивать Академгородок на протяжении по крайней мере 50 лет. Если мы будем обходиться краткосрочным планированием, то через несколько лет импульс этих преобразований снова затихнет.

На мой взгляд, в той концепции, которая была здесь разработана и утверждена Президентом России, такой потенциал есть. Другой вопрос, что механизмов ее реализации пока нет. Да, будет создан Сибирский центр синхротронного излучения СКИФ – он попал в первую очередь национального проекта "Наука". Да, будут организованы Центр генетических технологий и медицинский центр на базе клиники им. Е.Н. Мешалкина. Но это 10% из списка проектов, которые были разработаны институтами СО РАН. Все остальные проекты повисли в воздухе, и сегодня нет механизмов и источников финансирования для их реализации.

В том числе, приостановился в развитии и Центр трудноизвлекаемых запасов углеводородов, который мы предлагали создать на базе нашего Института. Мы предпринимаем какие-то усилия, пользуясь внутренними ресурсами. Но серьезные проекты в рамках Академгородка 2.0 нуждаются в непосредственной государственной поддержке, финансировании и в организации этих работ.

Кроме того, есть серия сопутствующих программ – например, развитие социальной инфраструктуры. Никакие научные центры не смогут работать без нового современного жилья. Концептуально мы хотим сделать новосибирский Академгородок точкой притяжения и амбициозно планируем, что сюда поедут западные и восточные ученые. Но для этого нужно создать привлекательные условия для жизни людей.

Сегодня талантливые ученые очень востребованы, и наши ближайшие соседи имеют хорошо продуманные программы по их привлечению. Приведу в пример Китай, который ведет очень агрессивную политику по приглашению ученых со всего мира. Они предлагают работу в центрах, оснащенных передовым оборудованием, и служебное жилье хорошего уровня. Утечка российских специалистов в Китай набирает темп, и здесь мы должны быть максимально конкурентоспособными. Остановить проект "Академгородок 2.0" – значит проиграть борьбу за таланты.

Насколько активно молодежь идет в структуры, занимающиеся исследованиями Арктики?

Таких структур очень немного, и здесь, в институте, который работает вместе с НГУ, есть одна регулярная структура, которая готовит специалистов для работы в Арктике. На геолого-геофизическом факультете создана стратегическая академическая единица в рамках программы ТОР 5-100 – геолого-геофизические исследования в Арктике. И ГГФ готовит исследователей для работы в арктических условиях, они проходят стажировку на базе нашей станции на острове Самойловский, и это очень успешная практика. Нельзя научить человека работать в Арктике, если они проходит подготовку не в Арктике.

Вот эта программа работает, студенты стоят в очередь, и мы вынуждены проводить строгий отбор, распределять во времени и в пространстве эти практики, ну и бюджет программы ограничен. Пока набираем темпы.

Надо сказать, что в этой же очереди стоят студенты швейцарского Университета Лозанны. У них тоже есть магистерские программы, где обязательным блоком является практика в Арктике. Такие опытные работы в прошлом году состоялись, и у нас с Университетом Лозанны заключено соглашение о работах на территории станции на острове Самойловский. Мне кажется, это совершенно естественные тенденция – студенты, молодежь, а тем более геологи, хотят попробовать себя в экстремальных условиях.

Ну, и провозглашенная государством стратегия освоения арктических территорий говорит о том, что будучи специалистом, подготовленным для работы в Арктике, они получат интересную работу, хорошую зарплату.

Расскажите, пожалуйста, о подготовке к экспедиции по проекту "Лена", которая запланирована на 2019 год? Какие новые совместные российско-германские проекты запланированы на ближайшие годы?

Российско-германская экспедиция "Лена" в этом году пройдет в 22 раз. Россия и Германия начали эту работу по межправительственному соглашению 22 года назад, и сегодня наш институт вместе с немецким Институтом морских и полярных исследований им. Альфреда Вегенера – основные исполнители данного проекта. С нами работает около 20 научных и образовательных организаций.

В этом году акцент будет сделан на изучение палеоклимата. А для этого, в том числе и силами нашего института, готовится экспедиция специалистов по древней жизни. Они закрепят прошлогодний успех по поиску флоры, произраставшей в Арктике в периоды существенных изменений климата.

Кроме того, мы продолжим традиционные для этой территории работы по изучению биоразнообразия, мерзлоты и эманации газов. Многие наши проекты носят мониторинговый характер – мы следим за изменениями климата, а также почвенного слоя, озер, береговых линий и других объектов вечной мерзлоты.

Другое, относительно новое направление нашей работы – палеомагнитные исследования. Захороненная в породах память о состоянии магнитного поля Земли, имевшего место в древности, позволяет нам реконструировать положение континентов и блоков земной коры. Известно, что в геологическом масштабе времени континенты занимают временные позиции. И восстановление истории движения этих континентов, образование отдельных блоков – это и есть предмет нашего изучения.

Помимо этого, мы следим за поведением магнитного полюса. Магнитный полюс Земли в геологическом масштабе времени – это также переменная величина. Он мигрирует по поверхности Земли, в результате чего северный полюс оказывается на месте южного и наоборот. Это называется экскурсами магнитного поля.

Такое явление уже не раз случалось в истории Земли. По нашим реконструкциям, эти экскурсы могут быть связаны с серьезными изменениями в поведении биоты. Мы хотим провести исследования и посмотреть характеристики движения магнитного полюса от Канады в сторону нашей Сибири. Есть разные оценки его скорости – по некоторым из них, в ближайшие десятилетия или столетие магнитный полюс с территории Канады может дойти до моря Лаптевых, у которого расположена наша станция на острове Самойловский. Это явление уникальное и с научной точки зрения плохо оцененное, потому что в арктической зоне крайне мало станций для абсолютных измерений магнитного поля.

Насколько зарубежные партнеры заинтересованы в совместных проектах на Научно-исследовательской станции "Остров Самойловский"?

Я уже упомянул, что сегодня мы ведем обширную кооперацию с нашими основными партнерами по экспедиции "Лена". К нам приезжают и студенты, и опытные исследователи, которые участвуют в грантах и программах, связанных с работами в арктической зоне. Иногда эти работы привязаны непосредственно к нашей научной станции.

В этом году мы впервые будем принимать наших зарубежных гостей в рамках Центра коллективного пользования "НИС "Остров Самойловский". Это особая организационная структура, которая поддерживается Министерством науки и высшего образования РФ. Статус ЦКП получают объекты с уникальной научной инфраструктурой российского или мирового масштаба, привлекательные именно для междисциплинарных совместных исследований. В рамках Центра коллективного пользования мы предоставляем ученым из других стран нашу инфраструктуру, уникальную оборудование, приборы и транспорт для работы на станции "Остров Самойловский".

Сегодня все программы работ на 2019 год уже сформированы. Мы ожидаем, что наш ЦКП посетят ученые из 20 организаций, из которых треть – зарубежные.

Расскажите, пожалуйста, о проекте по созданию магнитной обсерватории в дельте реки Лены? В чем уникальность проекта?

Магнитная обсерватория – это элемент той инфраструктуры, которая могла бы пролить свет на миграцию магнитного полюса Земли. Таких станций на этой широте в мире не существует. Более или менее покрыта сетью магнитных обсерваторий арктическая территория Канады. Но на побережье моря Лаптевых вообще нет подобных станций, а на такой высокой широте их нет в принципе.

Идею поставить там станцию нам предложили в Геофизическом центре РАН. Сегодня у нашего института, Геофизического центра РАН и НГУ есть программа организации высокоширотной магнитной обсерватории. Геофизический центр уже выделил для этой работы оборудование. Дело за малым: нужно получить разрешение и построить саму станцию.

Ее особенность заключается в том, что павильон должен быть абсолютно немагнитным, без единого гвоздя. Решение найдено, и по аналогии с подобной станцией, которая построена на территории Армении, мы планируем возвести ее из немагнитных композитных материалов. Подходящий стеклопластик производится в Бийске, так что нам осталось решить только организационно-финансовые вопросы. Дело осложняется тем, что наша станция находится на охраняемой территории, в заповеднике Усть-Ленский. Поэтому возможны некоторые трудности с получением разрешения.

Проект амбициозный, сулит большие научные результаты и очень изящно замкнет международную сеть магнитных станций, которая называется INTERMAGNET. Наша магнитная обсерватория может стать самой северной частью этой системы. Отмечу, что одна из станций международной сети INTERMAGNET сегодня функционирует на территории нашей обсерватории "Ключи" недалеко от Академгородка. По признанию научного сообщества, эта магнитная станция – одна из лучших в России. Надеюсь, что и наш проект с магнитной обсерваторией в дельте Лены будет реализован.

Планируется, что в марте и августе 2019 года Подкомиссия ООН в Нью-Йорке рассмотрит российскую заявку на расширение шельфа в Арктике. В прошлом году заявка была дополнена данными, предоставленными Институтом нефтегазовой геологии и геофизики им. Трофимука СО РАН. Насколько исчерпывающими, на Ваш взгляд, являются предоставленные Россией доказательства? Ведется ли дополнительная работа в данном направлении?

Мне кажется, не все понимают масштаб этой работы и возможные перспективы расширения территории России в сторону арктического шельфа и Северного полюса, а также почему эта заявка подается в ООН и почему вокруг нее такие дискуссии.

По Международному морскому праву – оно, кстати, признано не всеми государствами – двухсотмильная зона, примыкающая к береговой линии, является территориальными водами той страны, которая с ними граничит. Но все остальные воды являются международными, и у них особый статус, который, опять же, разделяется не всеми государствами, входящими в ООН.

С другой стороны, если шельф является продолжением континента, то можно обосновать его принадлежность к территории государства, которая граничит с этой береговой линией. В этом смысле потенциал территории, которая могла бы достаться России, гигантский. Это примерно четверть мировых запасов углеводородов. Потенциально, если международное сообщество разрешит нам хозяйствовать на шельфе, мы можем стать значительно богаче.

Другой вопрос, что сегодня технологий разведки и добычи на таких глубоких шельфах, тем более в арктических территориях, покрытых льдами, не существует. Здесь очень большие экологические риски и другие трудности.

Однако существует альтернативная точка зрения, и некоторые государства предлагают так называемый секторальный способ отнесения полярных территорий к той или иной стране. Грубо говоря, все, что продолжает границы той или иной страны по линии меридиана, может относиться к территории этой страны.

Ни двухсотмильная концепция, ни концепция продолжения континентального шельфа в сторону полюса, ни секторальная схема деления территории не являются общепризнанными. ООН как площадка согласования геополитических вопросов рассматривает и эту проблему, для чего есть специальная комиссия.

Наш институт участвовал в научном проекте по обоснованию принадлежности шельфовых территорий вплоть до хребта Ломоносова, хребта Гаккеля и до Северного полюса. Было важно определить, являются ли они продолжением континентальной коры. Были сделаны палеомагнитные находки: останки живых существ, происхождение которых явно связано с сушей. То есть они жили на континенте, но найдены на глубоководных шельфовых территориях.

Сейчас эти данные рассматривает специальная комиссия ООН. Представителем нашего института и первым специалистом по этой теме является академик Валерий Арнольдович Верниковский.

На мой взгляд, право на обладание шельфами северных морей, примыкающих к нашей территории, вряд ли будет получено Россией в ближайшие десятилетия. Это вопрос глобальный, геополитический – и это вопрос далекого будущего. На мой взгляд, даже не XXI века.

Конечно, всем хочется быстрого результата, чтобы заявку удовлетворили уже сейчас. Но даже если комиссия ООН вдруг неожиданно быстро примет решение в нашу пользу, то нет правовых механизмов, закрепляющих за нами право на шельф. И данное решение будет принято только в рамках комиссии – но не на уровне государств. Это вопрос гораздо более сложный, чем даже вопрос о передаче Крыма Российской Федерации.

Мнение участников конференции может не совпадать с позицией редакции